—— Иди грядки вскапывай, раз приперлись! — голос золовки, Наташи, резанул по ушам, как ржавая пила.
Марина Петровна замолчала, и на веранде повисла тишина, такая густая, что казалось, её можно резать ножом. Наташа нервно теребила край скатерти, Таня уткнулась в телефон, будто он мог её спасти, а Светлана Петровна кашлянула, но промолчала. Антон смотрел в пол, и Ирина видела, как у него напряглись скулы. Ей хотелось крикнуть, выплеснуть всё, что накопилось, но она лишь сжала кулаки под столом, чувствуя, как ногти впиваются в ладони.
— Мам, я… — начал Антон, но свекровь оборвала его движением руки.
— Молчи, Антон. Я ещё не закончила, — Марина Петровна обвела всех взглядом, в котором читалась смесь гнева и разочарования. — Вы думаете, я не знаю, как вы тут Ирину третируете? Думаете, я слепая? Или глухая? Мне в Волгограде сестра рассказывала, как вы за её спиной шепчетесь, как девчонку ни во что не ставите. А ты, Наташа, вообще язык распустила! Это что, теперь так в нашей семье принято — беременную женщину гнобить?
Наташа открыла было рот, но под взглядом свекрови тут же его захлопнула. Ирина почувствовала, как в груди разливается тепло — впервые за эти выходные кто-то встал на её сторону. Но радость была недолгой: она заметила, как Антон всё ещё молчит, опустив голову, и это молчание резало её, как нож.
— Марина Петровна, я не хотела никого обидеть, — тихо сказала Ирина, стараясь не сорваться на слёзы. — Я приехала помочь, но… кажется, только мешаю.
— Ты, Ира, не мешаешь, — свекровь смягчила тон, но глаза её оставались суровыми. — Ты ребёнка нашего носишь, и это главное. А эти, — она кивнула на Наташу и Таню, — пускай свои языки прикусывают. И ты, Света, — она повернулась к тётке, — не молчи, когда девчонку обижают. Ты же старшая, должна быть примером.
Светлана Петровна пробормотала что-то невнятное, но Ирина видела, как та покраснела до корней волос. Таня, наконец оторвавшись от телефона, попыталась вставить слово:
— Да мы просто шутили, тёть Марин…
— Шутили? — перебила свекровь, и голос её стал ещё холоднее. — Это не шутки, это травля. И если я ещё раз услышу, что вы на Ирину наезжаете, я вас всех с дачи выгоню. Это мой дом, и я тут хозяйка. Понятно?
Все молчали. Даже Наташа, всегда такая бойкая, сидела, уставившись в стол. Ирина украдкой взглянула на Антона, надеясь, что он хоть теперь скажет что-то в её защиту, но он лишь неловко поёрзал на стуле.
— А теперь, — Марина Петровна встала, хлопнув ладонью по столу, — все за работу. Наташа, Таня — в огород, грядки заканчивайте. Света, на кухню, ужин готовить. Ира, ты со мной, поможешь посуду разобрать, если силы есть. Антон, — она посмотрела на сына, — ты со мной потом поговоришь. Отдельно.
Ирина молча поднялась, чувствуя, как взгляды родственников скользят по ней — кто с досадой, кто с завистью. Она пошла за свекровью в дом, и там, в тишине кухни, Марина Петровна вдруг положила руку ей на плечо.
— Ира, ты не молчи, если что, — сказала она тихо. — Они тебя задевать будут, пока не поймут, что ты не дашь себя в обиду. А Антона… Антона я сама встряхну. Не мужик, а тряпка какая-то.
Ирина кивнула, чувствуя, как ком в горле становится меньше. Впервые за эти дни она не чувствовала себя одинокой. Но в глубине души зрело другое — обида на Антона, который так и не нашёл в себе сил её защитить. Она знала, что любит его, но эта трещина между ними становилась всё шире.
Тем вечером, когда все разошлись по комнатам, Ирина сидела на крыльце, глядя на звёзды. Антон вышел к ней, неловко переминаясь с ноги на ногу.
— Ир, ты как? — спросил он, садясь рядом.
Она молчала, глядя в темноту. Потом повернулась к нему, и в её глазах было столько боли, что Антон невольно отвёл взгляд.
— Антон, почему ты молчишь? — голос её дрожал. — Почему ты позволяешь им так со мной говорить? Я твоя жена, я ношу твоего ребёнка, а ты… ты просто стоишь и смотришь.
— Ира, я… — он замялся, потирая затылок. — Я не хотел ссоры раздувать. Они же семья, они всегда такие.
— Семья? — Ирина горько усмехнулась. — А я кто тебе? Чужая?
Он не ответил, и это молчание стало последней каплей. Ирина встала, чувствуя, как решимость затмевает боль.
— Антон, я уезжаю завтра. С тобой или без тебя — решай сам. Но я больше не буду терпеть, чтобы твоя родня меня унижала, а ты делал вид, что ничего не происходит.
Она ушла в дом, оставив его сидеть на крыльце. Внутри неё боролись любовь к мужу и желание защитить себя и будущего ребёнка. Ирина знала: если Антон не сделает шаг навстречу, она сделает его сама. Даже если это будет означать разрыв.
На следующее утро дача гудела от напряжения. Наташа и Таня молчали, избегая встречаться с Ириной взглядом. Светлана Петровна пыталась загладить вину, суетясь на кухне и предлагая Ирине чай. Но главное ждало впереди: Антон должен был принять решение. И от этого зависело, останется ли их семья семьёй — или всё рухнет, как карточный домик.
Ирина, стоя у крыльца старого дачного дома, замерла с пакетом продуктов в руках. Её восьмой месяц беременности не располагал к спорам, но Наташа, сестра её мужа, явно была настроена на конфликт. Ирина бросила взгляд на Антона, но тот, как обычно, сделал вид, что занят — копался в багажнике машины.
— Наташ, я же беременная, — Ирина старалась говорить спокойно, хотя внутри всё кипело. — Может, я лучше с ужином помогу?
— Ужин? — Наташа фыркнула, уперев руки в бока. — Ты тут вечно только жрёшь и сидишь, а мы с Таней за всех пашем!
Ирина почувствовала, как жар приливает к щекам. Таня, двоюродная сестра Антона, сидевшая на веранде, хмыкнула, не отрываясь от телефона. Ирина знала, что в семье мужа её недолюбливают, но такого открытого хамства она не ожидала.
Ирина и Антон поженились полтора года назад. Ей было двадцать семь, ему тридцать. Своей квартиры у них пока не было, но даже это не огорчило их, когда Ирина сообщила мужу, что скоро у них будет ребенок – они оба были искренне счастливы.
Семья Антона, особенно его сестра Наташа и тётка Светлана Петровна, с самого начала смотрели на Ирину свысока. «Городская, нежная, работать не умеет», — шептались они за спиной.
Дача, куда они приехали на выходные, принадлежала родителям Антона, но свекровь, Марина Петровна, в этом году здесь ещё не появлялась — она гостила у сестры в Волгограде. Обычно дачные посиделки были терпимыми, но без Марины Петровны родственники Антона, похоже, решили отыграться на Ирине.
— Наташ, хватит, — Антон наконец вылез из багажника, держа ящик с инструментами. — Ира не будет грядки копать, она же в положении.
— Ой, в положении! — Наташа закатила глаза. — А мы тут, значит, за неё вкалывать должны?
— Никто не должен, — Ирина поставила пакет на крыльцо. — Я могу посуду помыть, картошку почистить. Скажите, что надо, я сделаю.
— Да ничего не надо, — Наташа махнула рукой. — Сиди, как всегда, в тенёчке.
Ирина проглотила ответ и ушла в дом. Она знала, что спорить бесполезно — Наташа только разойдётся. Но внутри всё клокотало. Почему она должна оправдываться? Она приехала помочь, а не выслушивать упрёки.
Вечером, когда все собрались на веранде, Наташа продолжила:
— Антон, ты бы жену свою научил, как на даче работать. А то она только пузом светит, а толку ноль.
— Наташа, прекрати, — Антон нахмурился, но голос был неуверенным. — Ира старается.
— Старается? — Таня наконец отложила телефон. — Она за весь день даже ведро не подняла.
Ирина почувствовала, как слёзы подступают, но сдержалась.
— Я не для того сюда приехала, чтобы с вами ругаться, — сказала она тихо. — Если я мешаю, мы с Антоном можем уехать.
— Ой, какие нежные! — Наташа рассмеялась. — Уезжайте, никто не держит.
Антон промолчал, и это молчание резануло Ирину сильнее всего. Она ушла в комнату, легла на старую скрипучую кровать и уставилась в потолок. Она любила Антона, но его неспособность поставить родню на место доводила её до отчаяния.
***
На следующий день приехала Светлана Петровна, тётка Антона. Она сразу взяла командование на себя, раздавая указания, будто генерал. Ирина старалась держаться подальше, помогая на кухне, но Светлана Петровна всё равно нашла, к чему придраться.
— Ирина, ты что, картошку так чистишь? — тётка заглянула в миску. — Половина в мусорке! Экономить надо!
— Светлана Петровна, я нормально чищу, — Ирина вздохнула. — Просто картошка такая.
— Да это не картошка такая, а ты, — тётка махнула рукой. — Всё тебе объяснять надо.
Ирина проглотила обиду и продолжила чистить картошку. Антон, копавшийся в огороде, даже не заметил, как Наташа с Таней снова начали её подкалывать.
— Ир, ты бы хоть лопату взяла, — Наташа ухмыльнулась, проходя мимо. — А то Антон один за вас пашет.
— Наташ, я беременная, — Ирина посмотрела ей в глаза. — Если тебе так неймётся, сама копай.
— Ой, какие мы дерзкие! — Наташа всплеснула руками. — Антон, ты слышал? Твоя жена мне хамит!
Антон поднял голову, но ничего не сказал, только вернулся к грядкам. Ирина почувствовала, как внутри что-то ломается. Она бросила нож и ушла в дом.
На следующий день Наташа снова начала:
— Ирина, ты хоть рассаду полей, раз ничего не делаешь. Или тебе и тут пузо мешает?
Ирина открыла было рот, чтобы ответить, но тут на участок въехала машина. Из неё вышла Марина Петровна, свекровь. Ирина выдохнула — наконец-то кто-то, кто не будет её доставать. Марина Петровна всегда была к ней доброй, хоть и строгой.
— Ну, здравствуйте, работники! — свекровь оглядела всех, уперев руки в бока. — Что тут у вас?
— Да всё как обычно, мам, — Наташа улыбнулась. — Грядки копаем, Ирина вот отдыхает.
— Отдыхает? — свекровь посмотрела на Ирину, потом на Наташу. — А ты, Наталья, что такая бойкая?
— Да я ничего, — Наташа пожала плечами. — Просто говорю, как есть.
— Как есть, говоришь? — Марина Петровна нахмурилась. — А ну, пошли все на веранду. Разговор есть.
***
Все собрались на веранде, и Ирина почувствовала, как воздух становится тяжёлым. Марина Петровна села во главе стола, оглядывая родственников.
— Я приехала, а тут что? — начала она, и голос её был как сталь. — Ирина, ты почему в доме сидишь, а не в огороде?
Ирина опустила глаза, готовясь к очередной порции упрёков, но свекровь продолжила:
— А я тебе скажу почему. Потому что она беременная, а вы почему взъелись на девочку?!
— Мам, да мы ничего, — Наташа замялась. — Она вообще не хочет работать, мы одни тут все делаем.
— Не хочет? — свекровь посмотрела на Наташу так, что та съёжилась. — А ты, Наталья, что тут командуешь? Это моя дача, не твоя! Ирина ребёнка носит, а ты её на грядки гонишь?
— Да я просто… — Наташа покраснела. — Мы же все работаем!
— Все? — Марина Петровна повернулась к Тане. — Татьяна в телефоне сидит, ты права качаешь? А ты, Света, тоже на поводу у этих пошла, нет бы поддержать Иру! Стыдно должно быть!
Ирина сидела, боясь пошевелиться. Она не ожидала, что свекровь так жёстко всех осадит. Антон, сидевший рядом, тоже выглядел ошарашенным.
— А ты, Антон, чего молчишь? — свекровь посмотрела на сына. — Жена твоя, а ты её не защищаешь? Позор!
Марина Петровна замолчала, и на веранде повисла тишина, такая густая, что казалось, её можно резать ножом. Наташа нервно теребила край скатерти, Таня уткнулась в телефон, будто он мог её спасти, а Светлана Петровна кашлянула, но промолчала. Антон смотрел в пол, и Ирина видела, как у него напряглись скулы. Ей хотелось крикнуть, выплеснуть всё, что накопилось, но она лишь сжала кулаки под столом, чувствуя, как ногти впиваются в ладони.
— Мам, я… — начал Антон, но свекровь оборвала его движением руки.
— Молчи, Антон. Я ещё не закончила, — Марина Петровна обвела всех взглядом, в котором читалась смесь гнева и разочарования. — Вы думаете, я не знаю, как вы тут Ирину третируете? Думаете, я слепая? Или глухая? Мне в Волгограде сестра рассказывала, как вы за её спиной шепчетесь, как девчонку ни во что не ставите. А ты, Наташа, вообще язык распустила! Это что, теперь так в нашей семье принято — беременную женщину гнобить?
Наташа открыла было рот, но под взглядом свекрови тут же его захлопнула. Ирина почувствовала, как в груди разливается тепло — впервые за эти выходные кто-то встал на её сторону. Но радость была недолгой: она заметила, как Антон всё ещё молчит, опустив голову, и это молчание резало её, как нож.
— Марина Петровна, я не хотела никого обидеть, — тихо сказала Ирина, стараясь не сорваться на слёзы. — Я приехала помочь, но… кажется, только мешаю.
— Ты, Ира, не мешаешь, — свекровь смягчила тон, но глаза её оставались суровыми. — Ты ребёнка нашего носишь, и это главное. А эти, — она кивнула на Наташу и Таню, — пускай свои языки прикусывают. И ты, Света, — она повернулась к тётке, — не молчи, когда девчонку обижают. Ты же старшая, должна быть примером.
Светлана Петровна пробормотала что-то невнятное, но Ирина видела, как та покраснела до корней волос. Таня, наконец оторвавшись от телефона, попыталась вставить слово:
— Да мы просто шутили, тёть Марин…
— Шутили? — перебила свекровь, и голос её стал ещё холоднее. — Это не шутки, это травля. И если я ещё раз услышу, что вы на Ирину наезжаете, я вас всех с дачи выгоню. Это мой дом, и я тут хозяйка. Понятно?
Все молчали. Даже Наташа, всегда такая бойкая, сидела, уставившись в стол. Ирина украдкой взглянула на Антона, надеясь, что он хоть теперь скажет что-то в её защиту, но он лишь неловко поёрзал на стуле.
— А теперь, — Марина Петровна встала, хлопнув ладонью по столу, — все за работу. Наташа, Таня — в огород, грядки заканчивайте. Света, на кухню, ужин готовить. Ира, ты со мной, поможешь посуду разобрать, если силы есть. Антон, — она посмотрела на сына, — ты со мной потом поговоришь. Отдельно.
Ирина молча поднялась, чувствуя, как взгляды родственников скользят по ней — кто с досадой, кто с завистью. Она пошла за свекровью в дом, и там, в тишине кухни, Марина Петровна вдруг положила руку ей на плечо.
— Ира, ты не молчи, если что, — сказала она тихо. — Они тебя задевать будут, пока не поймут, что ты не дашь себя в обиду. А Антона… Антона я сама встряхну. Не мужик, а тряпка какая-то.
Ирина кивнула, чувствуя, как ком в горле становится меньше. Впервые за эти дни она не чувствовала себя одинокой. Но в глубине души зрело другое — обида на Антона, который так и не нашёл в себе сил её защитить. Она знала, что любит его, но эта трещина между ними становилась всё шире.
Тем вечером, когда все разошлись по комнатам, Ирина сидела на крыльце, глядя на звёзды. Антон вышел к ней, неловко переминаясь с ноги на ногу.
— Ир, ты как? — спросил он, садясь рядом.
Она молчала, глядя в темноту. Потом повернулась к нему, и в её глазах было столько боли, что Антон невольно отвёл взгляд.
— Антон, почему ты молчишь? — голос её дрожал. — Почему ты позволяешь им так со мной говорить? Я твоя жена, я ношу твоего ребёнка, а ты… ты просто стоишь и смотришь.
— Ира, я… — он замялся, потирая затылок. — Я не хотел ссоры раздувать. Они же семья, они всегда такие.
— Семья? — Ирина горько усмехнулась. — А я кто тебе? Чужая?
Он не ответил, и это молчание стало последней каплей. Ирина встала, чувствуя, как решимость затмевает боль.
— Антон, я уезжаю завтра. С тобой или без тебя — решай сам. Но я больше не буду терпеть, чтобы твоя родня меня унижала, а ты делал вид, что ничего не происходит.
Она ушла в дом, оставив его сидеть на крыльце. Внутри неё боролись любовь к мужу и желание защитить себя и будущего ребёнка. Ирина знала: если Антон не сделает шаг навстречу, она сделает его сама. Даже если это будет означать разрыв.
На следующее утро дача гудела от напряжения. Наташа и Таня молчали, избегая встречаться с Ириной взглядом. Светлана Петровна пыталась загладить вину, суетясь на кухне и предлагая Ирине чай. Но главное ждало впереди: Антон должен был принять решение. И от этого зависело, останется ли их семья семьёй — или всё рухнет, как карточный домик.
